А. С. Секретная миссия - Страница 53

К оглавлению

53

– И несколько убийств, – резко бросил Пушкин.

– Синьоры, так уж эта жизнь устроена, что всякий устраивается, как сумеет…

– Дал бы я тебе… – в бессильной ярости сказал барон.

– Между прочим, вам тоже следовало бы побыстрее из этого города убраться, – сказал Руджиери довольно деловито. – Они о вас прекрасно осведомлены, и вы их весьма раздражаете…

– Ну, вам-то лучше знать, – сказал Пушкин. – Это ведь вы послали к нам ваших птичек? Ночью, под Прагой?

Руджиери, не выказывая особого раскаяния, развел руками:

– Ну что мне оставалось делать, синьоры? Тысячу раз простите, но я оказался в положении, когда от меня уже ничего не зависело. Мне приказали, и я исполнил… Рад видеть вас живыми и невредимыми, кстати… – Он повернулся к барону. – Пожалуй, я на вас и не сержусь за моих птичек, я понимаю, что вы рассердились…

– Еще немного – и от умиления заплачу, – мрачно сказал барон. – Александр, можно вас на два слова? А ты, прохвост, стой как вкопанный и не вздумай бежать, тогда уж тебе точно конец придет…

Подхватив Пушкина под руку, он отвел его на пару шагов и жарко зашептал:

– У нас не будет другого шанса! Едем во Флоренцию! Далековато, правда, и по-итальянски ни словечка не знаю… А вы?

– Я тоже, – сказал Пушкин. – Ничего, как-нибудь объяснимся на французском… У меня есть векселя, подлежащие оплате любому предъявителю, можно нынче же переделать их на флорентийский банк…

– У меня тоже. Правда, во Флоренции не найдется наших…

– Вот тут я в лучшем положении, – усмехнулся Пушкин. – В канцелярии нашего посланника при тосканском дворе имеется некий офицер…

– Тем лучше. – Барон смотрел упрямо и дерзко. – В конце концов, мы никаким самовольством не занимаемся, мы скрупулезно выполняем приказ. Нам было поручено догнать Ключарева… но если выяснилось, что у него имеются во Флоренции чертовски важные бумаги, следует выхватить их из-под носа у этих… Этого сукина кота, – он покосился на итальянца, торчавшего на прежнем месте, – придется, увы, пока что помиловать…

– Вот именно. И заботиться о нем до поры до времени, как об отце родном. Что поделать, есть вещи важнее…

– Значит, решено?

– Решено.

– Вот вам моя рука! – воскликнул барон. – Вдвоем мы и в преисподней не пропадем…

Они вернулись к дереву, и Пушкин сказал без особого дружелюбия:

– Вам пока что везет, Руджиери. Мы посовещались и решили принять ваше предложение. Мы все вместе отправляемся во Флоренцию. В пути мы вас бережем и охраняем… а там, на месте, вы нам выдаете название банка. Только предупреждаю: обмана я вам не прощу. Во Флоренции есть наши люди, это не пустая угроза…

– Если что, я всю эту Флоренцию переверну вверх дном, – сказал барон решительно. – И не будет у меня на всю оставшуюся жизнь другой цели, кроме как найти тебя, мошенник, и содрать с тебя шкуру не в переносном, а в самом прямом смысле. Слово прусского гусара. Чем угодно клянусь. Ты понял, прохиндей проклятый?

Пушкин добавил, холодно чеканя слова:

– Я не столь решительно настроен, как мой друг, и кожу с вас драть не намерен – исключительно оттого, что никогда не занимался этой процедурой, а там наверняка есть свои тонкости мастерства, которыми в два счета не овладеешь… Я поступлю проще. Если попытаетесь нас обмануть, наш посланник в Тоскане будет добиваться вашей поимки и ареста как простого вора: я с честнейшим видом буду уверять, что вы у меня мошенническим образом выманили огромный фамильный алмаз… Флоренция, конечно, ваша родина, но вряд ли тамошняя полиция, доведись ей выбирать меж свидетельством нашего посланника и вашими объяснениями, поверит именно вам. Вы, как у нас говорится, отрезанный ломоть. Давненько на родине не бывали, болтались в чужих краях, растеряли все связи и знакомства, да и положение занимаете не особенно завидное… И потом, может вновь всплыть петербургская история… даже две. Уж Петербург придумает, в чем вас обвинить так, чтобы это выглядело убедительно.

– А Берлин ни за что не отстанет, – пообещал барон. – Сочиним отличную историйку про то, как ты, паршивец, в Гогенау зарезал ради столового серебра почтенную семидесятилетнюю трактирщицу да еще и надругался над ней предварительно… Это ты, проходимец, сам по себе, а у нас с моим другом за спиной – державы…

– Не стращайте, я вас умоляю, – поморщился итальянец. – Я и не собираюсь вас обманывать. Мне эти чертовы бумаги совершенно не нужны. У меня одно желание: прожить остаток дней спокойно, чтобы днем не барабанила в дверь полиция, а ночью… – он передернулся, – а ночью чтоб не маячили за окном и не лезли в комнаты эти проклятые создания… Давайте поспешим, господа. Я слышал, вечером еще один дилижанс уходит в Тоскану. Если на наш след нападут… вы знаете кто, никому не поздоровится. Сейчас, правда, светлый день, но кто их знает, я уже каждого куста боюсь, как та ворона из вашей русской пословицы…

Часть вторая
Очарование древних камней

Глава первая
В вихре интересных знакомств

Атмосфера вокруг царила самая благолепная, исполненная покоя и полного отсутствия житейской суеты. Барон возлежал на широком диване, попыхивая трубкой и время от времени протягивая руку к изящному столику, на котором помещалась бутылка вина и стакан. У противоположной стены точно в такой же позе размещался Пушкин, снабженный теми же атрибутами приятного ничегонеделанья.

Приятели отводили душу. Путешествие на почтовом дилижансе из Праги через добрую половину итальянских земель утомило и вымотало до предела. Размышляя над ним, Пушкин не раз уже думал, что барону пришлось гораздо легче: Алоизиус с его простыми, житейскими взглядами, не обремененными романтическими иллюзиями касательно древней страны, куда им предстояло добраться, соответственно, и не чувствовал разочарования. Ему самому пришлось гораздо труднее. Италия, родина великих живописцев, скульпторов, поэтов, мыслителей, земля страстей, интриг, любовных похождений и войн прежде представлялась неким обетованным краем, не знающим грубой житейской прозы, воспарявшим над суетой, неудобствами и неустройством.

53