А. С. Секретная миссия - Страница 47


К оглавлению

47

– Именем императора…


…Господин судья, восседавший за массивным столом из темного дерева, словно доставленным сюда из замка сказочного великана, больше всего походил на филина – крючкообразный нос, круглые немигающие глаза, в которых невозможно было прочесть ничего, кроме холодной злости. Справа от стола, приняв почтительную позу, располагался полицейский комиссар, высокий, широколицый мужчина, напоминавший бульдога. Опираясь на толстую трость с массивным набалдашником в виде шара, он разглядывал Пушкина и барона, сидевших на тяжелой скамье без спинки, хотя и не зло, но с безусловным осуждением. По обеим сторонам скамьи стояли полицейские в мундирах и киверах, и еще четверо помещались за спинами сидящих. Пушкин постоянно слышал над ухом бдительное сопение, вмиг придвигавшееся при его малейшей попытке пошевелиться.

– Итак… – произнес судья сухим, лишенным всяких эмоций голосом. – Для начала следует назваться. С людьми, ведущими себя в нашем мирном городе подобным образом, я просто обязан свести самое короткое знакомство, хе-хе… и то же самое, могу вас заверить, думает в данный момент городской палач… Ваше имя?

Барон выпрямился на скамье и с достоинством ответил:

– Барон Алоизиус фон Шталенгессе унд цу Штральбах фон Кольбиц.

– Просто поразительно, как вы все на скамейке поместиться ухитрились, – произнес без тени улыбки судья.

Полицейский за спиной едва слышно хихикнул. Бросив в его сторону ледяной взгляд, судья продолжал:

– Род занятий?

– Лейтенант гусарского полка фон Циттена его величества короля прусского.

Совиные глаза обратились в сторону Пушкина:

– Ваше имя?

– Александр Сергеевич Пушкин.

– Род занятий?

– Поэт.

– Очень мило, – сказал судья. – Стишки пишете?

– Именно.

– А это, надо полагать, необходимые для творчества принадлежности? Без которых вас не посещает муза? – Судья, двумя пальцами держа за рукоятку, приподнял один из пистолетов Пушкина. – Я не большой знаток изящной словесности, но, по-моему, насколько подсказывает житейский опыт, эти предметы именуются пистолетами и к поэзии отношения не имеют. Зачем они вам?

Пушкин пожал плечами:

– Насколько мне известно, во владениях Австрийского дома Габсбургов не запрещено иметь при себе пистолеты…

– Ну, а все-таки?

– Мало ли что может случиться? Разбойники на дорогах…

– Молодой человек, вас это, возможно, и удивит, но в Праге на улицах не бывает разбойников. В старые времена действительно водились, но с тех пор много воды утекло…

– Случаются еще и дуэли…

– Ах, вот оно что! Вы сюда прибыли драться на дуэли?

– Нет…

– Между прочим, Уголовным уложением данной страны дуэли решительно запрещены… Подданным какой державы имеете честь состоять?

– Российской империи.

– Хотите меня уверить, что там дуэли разрешены?

– Нет…

– Уж не являются ли они и там уголовно преследуемым деянием?

– Являются, – кротко сказал Пушкин.

– По-моему, пора подвести некоторые итоги? Поэт с двумя пистолетами под сюртуком… что, думается мне, все же представляет собой весьма странное сочетание… Что вас привело в Прагу?

– Путешествую ради собственного удовольствия.

– А вы?

– Тоже, – сказал барон, глядя исподлобья. – Исключительно ради собственного удовольствия.

– А стихов, часом, не пишете?

Барон выпрямился на скамейке:

– Увы. Мои предки обладали массой разнообразнейших достоинств, но таланта стихотворцев за ними не замечено…

– Странно, – сказал судья без улыбки, поднял извлеченный из трости барона клинок и на ладонях приподнял горизонтально над столом, демонстрируя всем присутствующим. – Поскольку этот господин, поэт, вдохновения ради носит с собой пистолеты, я решил, что и вам эта шпага нужна для каких-либо упражнений в поэзии или драматургии…

За спиной вновь послышалось тихое фырканье полицейских.

– Тоже боитесь разбойников? – с мнимым участием, почти не скрывавшим откровенной издевки, поинтересовался судья.

– Мало ли что… – буркнул барон.

– Господин судья, – сказал Пушкин, стараясь изъясняться кратко, убедительно и по возможности спокойным тоном. – Документы, удостоверяющие нашу личность, находятся в отеле «У золотой русалки». Владелец, господин Фалькенгаузен, может должным образом нас рекомендовать…

– Всему свое время, – сказал судья. – И с документами вашими ознакомимся самым пристальным образом, и с господином Фалькенгаузеном непременно побеседуем. Собственно говоря, к вам, господин поэт, у меня пока что нет вопросов. Все вопросы в данный момент обращены к вашему спутнику, обладателю потрясающе длинной фамилии… она действительно ваша собственная? В последнее время развелась масса народа, непринужденно именующая себя не данным при крещении добрым именем родителей, а так, как им больше нравится…

– Тысяча чертей! – взревел барон. – Вы на что намекаете, крыса юридическая?

Он вскочил, но двое полицейских, навалившись ему на плечи, моментально вернули в прежнее положение – да так и остались стоять над ним, положив руки на плечи.

– Советовал бы вам воздержаться от оскорблений официальных лиц, особенно при исполнении ими своих служебных обязанностей, – прежним бесцветным голосом произнес судья. – Речь идет не о моих личных обидах, а о престиже государственного чиновника, каковой не должен терпеть ущерба со стороны лиц, подозреваемых в нешуточном преступлении…

– Это в каком еще? – осведомился барон сварливо.

Судья вкрадчиво пояснил:

– Есть веские основания подозревать, что полчаса назад на Карловом мосту именно вы самым беззастенчивым образом убили некоего человека, остающегося пока что неизвестным… Несчастный был поражен в сердце чем-то вроде длинного острого клинка… прекрасный образец коего по странному совпадению находился при вас в тот момент, когда появилась полиция. Кроме того, имеется добропорядочный, не внушающий ни малейших сомнений в своей искренности свидетель, своими глазами видевший, как вы пронзили беднягу шпагой…

47